…в этом мире несчастливы… книга первая - Е. Черносвитов

Я, конечно, могла спокойно переночевать в машине – в ней я в полной безопасности! Раз пережила смерч и водопад с неба, чего мне, выбравшей давно bucido, бояться? Волков? Оборотней? Да, как любит говорить моя бабушка, народная артистка РСФСР, черта лысого? Да, пусть! Кого угодно встречу! Но, оставаться в уюте и комфорте среди бурелома как-то нелогично. Вот в деревню сходить… ночью: самое то! Обута я была, как мой внедорожник. И куртка, подходящая нашлась – июнь июнем, а после такого холодного «душа» в том, в чем я сидела за рулем и собиралась предстать «У Тиффони», было дискомфортно. Вооружилась (конечно же, не только фонарем) и… двинулась. И тут miracle! Через пять метров дорога в деревню была свободна! Я вернулась к своему внедорожнику, и нажав кнопку зажигания, сказала: «Покажи, Infiniti, стоишь ли ты того, как о тебе говорит реклама! Как бульдозером, я сгребала наваленные деревья, и через полчаса вырвалась на свободную (и не размытую), граверную дорогу. Могли в СССР строить из обыкновенного гравия вечные дороги!..

…Домов десять-пятнадцать, не больше. Но, вот есть ли жилые дома? Смерч пролетел мимо деревни. Да и ливень, кажысь, захватил ее краем. Фары шарят по окнам деревянных развалюх… И, вновь, чудо: в одном окне я увидела тусклый, но явно, живой, свет! Нет, не свет лампочки Ильича, а скорей всего, лампады. То бишь, керосиновой лампы… И направила свой «танк» прямо к этому, живому, дому! Я ошиблась, когда вышла из машины. В окне были блики света, отраженного в стекле… свечи. «Хорошо, что не лучины!», – мелькнула хульная мысль. И я в следующее мгновенье робко постучала прямо в окно, «освященное» для меня свечой…

…Я услышала скрип отодвигаемого засова, и дверь медленно стала открываться. На пороге стояла маленькая, сгорбившаяся, очень старая женщина. В платье, поверх платья фартук. Голова не покрыта, редкие волосы собраны пучком на затылке. В руках она держала свечу. «Заходи, коль пришла! Огонь в окне увидала?» – сказала старушка и, повернувшись ко мне спиной, пошла к внутренней двери, обитой войлоком. Я включила фонарь. В сенях сразу стало светло. Такого я и в кино не видала! Стены из старых бревен, между ними виден мох, превратившийся в труху. В полстены поленницы дров. В одном углу кадка ведра на четыре, покрытая толстой крышкой с деревянной ручкой. По-видимому, в ней запас воды. Недалеко от кадки железный умывальник с соском. Над ним тусклое зеркало, под ним таз с отбившейся эмалью, стоит на табуретке с облезающей коричневой краской. Я сделала шаг, и пол заскрипел. На полу лежала огромная тряпка, когда-то бывшая одеялом. Запах в сенях был особенный. Я никогда не ощущала такого запаха! Он словно лишат тебя сил: вдохнула глубоко и уже не идешь по полу, а волочешь едва ноги. Это так мне показалось, конечно. Но то, что запах в значительной степени парализовал волю – это точно! Наверное, он сидит во мне где-то глубоко – глубоко в подсознательном. Я ведь родом из крестьян. Предки далекие мои были крепостные…

Старушка, открыв внутреннюю дверь, ждала меня, пока я осматривалась. Свечу не гасила. «А, что, бабушка, электричества в деревне нет?» – спросила я, не видя в сенях лампочки. «Бывает… Не каждую, правда, неделю, но бывает. У меня даже телевизор есть и радиола…» «А, почему не потребуете, чтобы электричество было каждый день?» «У кого требовать? У нас начальства нет. Да и деревни нашей как бы нет. С десяток домов осталось под крышей. Остальные разваливаются уже в лесу: лес и болотина наступают и поглощают деревню…» «А сколько человек живет в деревне?» «Было четыре… два старика, да я с сестрой-близняшкой. Вчера померла она. Завтра хоронить будем, как старики могилу докопают..» «А где покойница?» «Сейчас увидишь… В комнате, в домовине, на столе… Вот я со свечой и сижу с ней. Все равно не усну. Плохо спать стала!» «Молитесь на усопшей сестричкой?» «Не верующие мы. Когда здесь был колхоз, а потом совхоз, мы были комсомолками. А потом стали беспартийными. Я не знаю, что такое бог. Жизнь прожила, его не видела и вестей о себе он не подавал». «Ясненько!», – сказала задумавшись, но, не зная о чем, собственно. Когда вошли в комнату, сразу почти наткнулись на длинный стол с неокрашенным, сделанным из старых, необструганных досок, гробом. Крышка гроба из таких же досок стояла у стены. Я осветила гроб фонарем и увидела, что покойница покрыта простыней, не первой свежести. Сладковатый запах шел из гроба. «А зачем, бабушка, лицо сестренке закрыла?» – спросила я. «Да это от мух!» Вдоль стола стояли старые стулья. Я взяла один стул и села в сторонке…

«Внучка, да мне угостить тебя нечем! Ничего не готовила. Старики должны картошки наварить. Ну а закуска у нас есть всякая – из леса грибы, с огорода огурцы, капуста прошлогодняя квашенная. Бражку заквасили. Завтра с утра самогон гнать будут, как могилу дороют». «А, пойдемте ко мне в машину. Там всякая еда есть и напитки вкусные. Даже мороженое и пирожное. И чай есть, правда, в банках, холодный, но вкусный!» – с радостью предложила я. Во-первых, чтобы побыстрее уйти из этого дома. А, во-вторых, чтобы накормить вкусной едой старушку. «Пойдем, коль не шутишь. У меня второй день маковой росинки во рту не было!» «Бабушка, а смерч и ливень вашу деревню не тронул… Вы слышали, что творилось на улице в стороне?» «Дожди у нас часто. А по ночам лес шумит… Нет, как-то не обратила внимания, задремала, видимо, на стуле…» Я шла впереди замедляя шаг, чтобы успевала старушка. Машина была рядом. Я осветила машину, и старушка ахнула: «Да как грузовик, огромная! Зачем тебе такая большая машина? Возишь людей на ней, что ли?» «Сейчас такие машины у многих. Это – модно и удобно, когда едешь далеко. В ней четыре человека жить свободно могут, как дома. И душ есть, и туалет. И холодильник. Дом на колесах, одним словом…»

«Душ, говоришь. Можно я сначала вымоюсь… Не помню, когда вся мылась. Баню старикам тяжело топить стало. А баня в деревне есть. Да воду из колодца таскать тяжело…» «Да, конечно. И, если не обидитесь, выбросьте все свое белье и одежду, я вам подберу, что одеть: у меня и гардероб здесь, набит всякой одеждой… Племянница с вас ростом. Ее одежда вам подойдет…» «Я согласная! Давай, коль не жалко! Буду на похоронах нарядная, как на свадьбе. Жаль, что старики не увидят…» «Они, что, слепые?» «Один почти слепой, только свет видит. Бельма на глазах. А второй с детства близорукий был. Очки потерял, вот и видит только пред своим носом!..»

…Старушка с душем справилась легко. И одежда племянницы, и белье и даже обувь, все ей подошло и ничего ее не смутило! Я успела накрыть стол и испечь хлеб, что ни мало подивил бабушку: «У тебя и душ, и пекарня в машине… Жаль, Глашка такого не увидит!» Пришло время познакомиться. Я назвала себя. И сказала, что еду навещать бабушку в санаторий «У Тиффони»…“ „У Тихона, – поправила меня старушка, – напутали они! Когда деревню жечь собирались, жил там один мужичок, Тихоном его звали. Родных у него никого не было. Они его в сосалку определили…“ „Куда определили Тихона? В какую еще «сосалку»? “ – переспросила я. „Да, так теперешняя дом престарелых называется: «сосалка»…“ „Социалка“ – догадалась я, но исправлять бабушку не стала. Действительно, почему не назвать санаторий „У Тихона“ в память о последнем жителе деревни? А то „У Тиффони!»…И мне стало грустно. Но, ненадолго. Я тоже проголодалась и мне хотелось выпить… Как в книжках забугорных часто натыкалась: «I want Large Whisky!» Я достала и водку, и виски. Старушка проявила живой интерес к бутылкам. Взяла их в руки. Осмотрела, а потом спросила: «А, коньку у тебя, внучка, чай не найдется в шкапчике? Давно не пила…» Я достала бутылку коньяка. Бутылка была круглая, пузатая, таких бутылок бабушка точно не видала! «Коньяк?» «Коньяк. 20 лет выдержки. Армянский» «Раньше назывался ОС – очень старый!» – разобралась бабуля, наливая себе рюмку, по самые края. И, одним глотком вылила коньяк себе в… рот (хотела написать – в глотку!)» Потом принялась за мои деликатесы. Ела она, не торопясь, смакуя каждый кусочек. Ела и пила коньяк, уже не залпом, а тоже смакуя. Выпила три рюмки по сто граммов. Я пила виски. Чистый ирландское виски Tullamore Dew, мой любимый алкогольный напиток. По настроению, конечно.

…Когда мы с бабушкой насытились и расслабились, после того, как я предложила всю еду забрать на поминки и напитки тоже, вдобавок, собиралась напечь хлеб, заготовок у меня был целый ящик. Вот только, не забыть за этими делами позвонить своей бабульке, сказать, что задержалась из-за смерча. Моя новая бабулька пристально посмотрела на меня, и вдруг предложила: «А хочешь, я расскажу тебе интересную историю?» Да так спросила, что мне сразу стало интересно. Уже давно расцвело. Старики, наверное, докапывают могилу. Надо предупредить их, чтобы самогон не гнали: алкоголя хватит, чтобы помянуть и на 40-ой день. А продукты завезу, когда поеду забирать бабушку домой. Она в этом санатории все лето проводит: экскурсии по интересным местам, например, в имение и на могилу Анны Петровны Керн. «С удовольствием послушаю. Вот только позвоню своей бабушке, что у меня все в порядке, смерч пощадил, и что приют нашла у доброй бабушки…» «Я тебе расскажу, а ты рассказ напиши. Ты, наверное, журналистка?» «Нет. Я была актрисой, в фильмах плохих снималась… Вся в бабушку пошла, да талантом бог не одарил!» «А, что, бабушка твоя – актриса?» «Да, и знаменитая! Фильм „А зори здесь тихие“ видели?» «Конечно, несколько раз… То-то мне твое лицо знакомым кажется! Ты, наверное, на бабушку похожа?» «Угадали, очень даже похожа. Только бабушка – хорошая актриса, а я – никудышная…» «А кого твоя бабушка играла в этом фильме… Очень хороший фильм!.. Ту, которая в болоте утонула?» «Не скажу! Будите еще раз смотреть – узнаете и меня вспомните!..»